Берег Скардара - Страница 126

К оглавлению

126

А взгляд ее стал совсем уж требовательным. И я решился.

— Янианна, может быть, ты все же покажешь мне нашего ребенка. — Я постарался, чтобы мой голос не дрогнул, и затаил дыхание в ожидании ответа.

— Наконец-то, Артуа! Я уж было подумала, что никогда этого не услышу, — тут же откликнулась Яна. — Пойдем, я покажу тебе нашего ребенка! — И прозвучало это очень зловеще.

Я шел вслед за ней, и сердце не переставало биться значительно чаще, чем обычно. По крайней мере, мой ребенок жив, пусть даже и родился уродцем. Но я все равно буду любить его любого, ведь это мой ребенок, ведь это наш ребенок.

Шли мы недолго, детская совсем рядом от спальни императрицы, это я знал давно. Потому что мы обустраивали комнату вместе, еще до моей пропажи, и даже немного поссорились, когда решали, что должно быть в ней, а что станет лишним.

Когда мы вошли в полутемную детскую, первой моей мыслью была: у семи нянек дитя без глазу. А всяких там нянечек действительно хватало. Но мне было не до них, вот она, колыбелька.

Яна за руку подтащила меня к ней:

— Это наш ребенок, Артуа. Ее зовут Янианной.

Доченька. Я даже не успел как следует рассмотреть свою кровиночку, когда Янианна за руку подвела меня к следующей колыбели:

— Это тоже наш ребенок, и его зовут Конрадом.

«Сынок», — думал я, чувствуя, как слабеют колени.

— И это, Артуа, наш ребенок — Алекс. Так ведь звали твоего отца?

Я сел там, где стоял, благо сзади оказался стул. Или его просто успели подставить, наблюдая за моим состоянием.

Дети, мои дети. Яночка, Конрад и Алекс. Я переводил потрясенный взор с одной колыбели на другую и все не мог сосредоточиться. Наконец встал и подошел к колыбели дочери.

Яна улыбалась во сне, и я поневоле заулыбался сам. Солнышко мое маленькое.

Конрад хмурил бровки, и вид у него был самый серьезный.

Алекс улыбался с самым мечтательным видом. Возможно, все было не так. Что можно понять у детей, которым сегодня исполнилось ровно полгода. По очереди поцеловав их, я повернулся к Янианне.

Простишь ли ты меня когда-нибудь, любимая, что я не смог тогда быть с тобой рядом? Ты так волновалась, даже боялась, ожидая, что когда-нибудь это произойдет. Мог ли я успеть вернуться, чтобы помочь тебе, ободрить и поздравить тебя первым?

Наверное, все же мог, но слишком уж много людей смотрели на меня с надеждой.

Я опустился перед Янианной на колени, целуя ей руки. Прости меня, любимая, что получилось так, как получилось.

Затем снова подошел к колыбелям. Когда я наконец оторвался от созерцания моих детей и снова посмотрел на Яну, она стояла, вытирая кружевным платочком абсолютно сухие глаза:

— Нет, ну какой же ты негодяй, Артуа. Бросить меня одну, с тремя детьми… Хорошо, что папенька с маменькой оставили мне несколько медных грошиков…

Прости меня, любимая, прости… Я буду вечно виноват перед тобой.

И откуда он у тебя взялся, этот платочек? Его не было, когда мы сюда шли. Ведь спрятать под тем, что на тебе сейчас надето, невозможно. Потому что даже такая мелочь сразу будет выделяться. И ты в этом ходила по дворцу в мое отсутствие?

Обняв Яну и крепко прижав к себе, я зашептал ей на ушко:

— Понимаешь, любимая, там, откуда я вернулся, считается крайне неприличным, когда количество девочек в семье не равняется количеству сыновей. Но ведь мы легко сможем это исправить, правда? И зачем тогда откладывать?

Янианна отстранилась от меня и сказала с самым неприступным видом:

— Я подумаю над этим, Артуа.

Глава заключительная
ТОНКОСТИ ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКИ

Я шел залами императорского дворца, напевая под нос мелодию, что крутилась на языке с самого утра, с того момента, когда я продрал глаза.

«Главней всего — погода в доме, все остальное…» — тут меня клинило, потому что последнее слово безнадежно вылетело из головы. И я мычал. Следующая строка заканчивается словом — «зонта», и даже не самому сообразительному человеку должно было быть понятно, что именно к нему и должна быть рифма.

Вот только какая она, рифма? Или «ерунда», или «суета» — совершенно выпало из головы. И я мычал: «все остальное — мм…».

Прошло уже четыре месяца с той поры, как я вернулся в Империю с берегов Скардара. И не скажу, чтобы хоть в один из этих дней у меня была возможность поскучать или просто полениться. Множество событий успело произойти за это время, и приятных, и не очень. Но самым главным из них была наша с Янианной наконец-то состоявшаяся свадьба.

Торжества продлились целую неделю, и происходили они по всей Империи.

Когда Яна прочитала отчет о расходах, связанных с ними, то на лице ее на какой-то миг возникло ошеломленное выражение. А что ты думала, девочка, чай, не крестьяне браком сочетались. Ты мое лицо не видела, когда я отчет о своих расходах просмотрел. Я минут пятнадцать сидел и крякал, не в силах даже со стула подняться. Ты даже представить себе не можешь, сколько золота стоил так тебе понравившийся фейерверк.

Но мне до сих пор забавно вспоминать реакцию людей, впервые увидевших это зрелище. Да что там говорить, я и сам был впечатлен, и это очень мягко сказано. Капсому на радостях я отвалил такой гонорар, что он не выдержал, поинтересовавшись, когда праздничный салют планируется мною в следующий раз.

Бал по случаю нашего бракосочетания проходил конечно же в столичном императорском дворце. И я волновался, волновался именно по этой причине, получится ли с фейерверком. А чем я еще мог поразить собравшихся здесь знатных и богатых людей Империи и многочисленных ее заграничных гостей? Золотом, драгоценными каменьями? Смешно.

126