Берег Скардара - Страница 130

130

Так и не придумав, с чем его сравнить, я обратился к главам департаментов.

— Господа, я думаю, вам тоже будет интересно на него посмотреть. Впечатляющее зрелище. Представляете, куском капсомита с кулак величиной можно до основания разрушить двухэтажный дом.

Загнул, конечно, но кто же будет видеть, сколько его заложат? А взрыв будет, показательный во всех отношениях взрыв. И небесполезный к тому же, потому что им разрушат скалу, которая мешает уже одним своим присутствием. Пусть даже не всю скалу, а лишь ее часть, создающую неудобства при движении по имперскому тракту недалеко от столицы, но объем должен впечатлить всех.

Относительно взрывов в Трабоне я тоже немного покривил душой. Нет у меня еще людей, способных выполнить диверсии в тылу врага. Но будут.

В тот вечер я удобно расположился на диване в кабинете Янианны. Она сама меня и попросила побыть рядом с ней. Попросила своеобразно, заявив, что до нашей свадьбы всего неделя, и ей очень хочется, чтобы я все время был на виду. Так, на всякий случай.

Я откровенно скучал, наблюдая за тем, как Яна с самым серьезным видом перебирает какие-то бумаги, которых перед ней на столе лежала целая кипа. Она так мило хмурила брови, что я едва удерживал себя от того, чтобы не подойти и не поцеловать. Не хотелось мешать, ведь чем скорее она освободится, тем быстрее мы сможем заняться более приятными вещами. Сходить и навестить наших детей, например. С обеда не видели.

Когда я поинтересовался, чем она занята, тема действительно оказалась достойной того, чтобы хмуриться. Смертные казни.

Перед ней на столе были приговоры, и на каждом из них Яна должна была поставить свою подпись. И она пыталась разобраться, действительно ли человек заслуживает того, чтобы его лишили жизни. Тогда я шутки ради написал на листке три слова, заявив, что процесс можно значительно упростить, поставив в нужном месте запятую. Яна посмотрела на меня недоумевающе: Артуа, это же живые люди!

«Спасибо тебе, девочка, — думал я, обнимая и целуя ее. — За то, что ты такая, что не считаешь это рутиной, а видишь за бумажками живых людей. Ошибки неизбежны, они были, есть и будут, но почему за чужие ошибки при вынесении приговора должна расплачиваться ты? И я обязательно сделаю так, что ты избавишься от этой тягостной обязанности. Потому что женщина создана для того, чтобы дарить жизнь, а не забирать ее, пусть и таким образом».

Затем мой взгляд упал на приговор, отложенный в сторону, на котором еще не было вердикта.

«Эрих Горднер, — прочитал я, — урожденный дворянин, барон, тридцати девяти лет, обвиняется в заговоре».

Сомнений быть не могло, это тот самый Горднер. Не мог он принимать участие ни в каком заговоре. Что я только что подумал о неизбежности ошибок? Но даже если это и так, у него будет возможность исправить если не чужую, так свою ошибку.

— Янианна, — заявил я, — этот человек нужен мне живым. Проси что хочешь, я пообещаю все что угодно, но он мне нужен.

Я уже приобрел в ста пятидесяти лигах от столицы поместье Доренс. Там и строения были подходящие: большой дом, чуть ли не замок, обнесенный высокой стеной. Ландшафт именно такой, что нужен: густой лес, река, близкие горы, недалеко расположен заброшенный форт. Словом, все, что необходимо. И уже начал собирать людей. И инструкторов, и учеников.

— Ты хочешь, чтобы эти люди были как «дикие»? — спросила она, выслушав мои объяснения.

— Я хочу, чтобы умения «диких» были только частью их подготовки. В Доренсе будут собраны лучшие учителя и самые способные ученики. Каждый из них станет непревзойденным мастером во всем, в чем только можно. Но Горднер нужен мне не для того, чтобы научить их махать остро отточенными железяками. Он сможет дать им главное — научиться жертвовать жизнью ради того, что они считают для себя святым.

И еще я подумал, но не стал произносить вслух: «Если бы не Горднер, мы бы не были сейчас вместе…»

В расположенную на острове посреди реки Арны тюрьму Нойзейсед заключали особо опасных преступников, и поэтому на мерах предосторожности здесь не экономили. Мы спустились всего на два этажа вниз, а в голове уже шумело от грохота бесконечных открываемых и закрываемых дверей и скрежета замков. Запах в коридорах Нойзейседа стоял еще тот, и очень хотелось извлечь из кармана надушенный платок и прижать его к носу. Но вот наконец и нужная нам камера с толстой решеткой, заменяющей одну из стен.

Свободны, господа тюремщики, и не следует вертеться на глазах, все равно не успеете. Вы даже представить себе не можете, какой это воин, барон Эрих Горднер.

Было темновато, и казалось, что Горднер ничуть не изменился.

— Здравствуйте, господин барон. Рад видеть вас снова.

Эрих прищурился от света масляной лампы, которую я принес с собой.

— Здравствуй, Артуа. И как мне теперь тебя величать? Не сомневаюсь, что с той поры, как мы с тобой расстались, в твоей жизни многое изменилось.

— Да, это действительно так, Эрих. Но звать меня можно по-прежнему, как и привык, — Артуа.

— Зачем пожаловал, по-прежнему Артуа?

Голос барона звучал не насмешливо, он был голосом смертельно уставшего человека.

— За вами, господин барон, за вами.

— Надеюсь, это не ты должен лишить меня того, чем я нисколько не дорожу?

— Нет, Горднер, лишить я хочу тебя только одного — этой вонючей камеры. А вот дать смогу многое, если ты согласишься взять, конечно.

— И что ты можешь мне предложить?

Помню, я сам задал примерно такой вопрос Горднеру. Господи, как же давно это было. Кажется, миновала целая жизнь, если не считать, что прошло всего пять лет.

130